Но никакие невзгоды не могли сломить творческих порывов души. Каюм Мухамедханов очень рано начал заниматься поэзией. Сохранились некоторые из первых стихотворений, написанных сначала на латинице, а затем (с начала 1940-х) — и на кириллице. Это — лирические откровения о родной земле, о любви, поэтические рассказы о батырах, о Москве и Киеве.
Печатный дебют молодого поэта состоялся в 1937-ом. Семипалатинская газета «Екпинди» разместила на своих страницах стихотворение «Шаттык толгауы». А уже в следующем году на конкурсе, посвященном 75-летию творческой жизни Жамбыла, поэма-толгау Каюма, названная именем знаменитого акына, заняла первое место. В мае того же года он принял участие в торжествах, посвященных юбилею этого степного поэта. А к концу 1930-х Мухамедханов был уже автором 20 опубликованных стихотворений и двух поэм, создателем литературного перевода на казахский язык популярной музыкальной комедии азербайджанского композитора У .Гаджибекова «Аршин мал алан». В 1939 году Каюм принял участие во втором съезде Союза писателей Казахстана от Семипалатинской области. А с 1940 года он — член Союза писателей СССР.
Конец 1930-х годов стал временем открытия и литературно-критического таланта Каюма Мухамедханова.
В это время из-под его пера выходят статьи о постановках театра по пьесам Ауэзова «На границе», Мусрепова «Кыз Жибек», Хусайнова «Боран», Сагирова «Ер Таргын»; о первом казахском кинофильме «Амангельды», о Горьком, Островском, о творчестве семипалатинских поэтов. В1939 году республиканский журнал «Литература и искусство» публикует статью Мухамедханова, написанную им вместе с Е.Исмаиловым, «О творческой работе Семипалатинского казахского театра имени Абая».
Но, наверное, самым важным делом, определившим всю будущую жизнь Каюма, в эти годы стала научно-изыскательская работа, посвященная главному имени казахской литературы — Абаю. А вот вступить на этот путь будущему ученому помог Ауэзов.
«Имя Мухтара Ауэзова запомнилось мне с малых лет, — будет вспоминать потом К.Мухамедханов. — Однажды в нашем доме готовились к приему гостей, среди которых был и Мухтар. Что может быть интересней для ребенка, чем игра на домбре и гармони, стихи и песни в честь прихода гостей? До сих пор в моей памяти посещение Мухтаром и его товарищами нашего дома в Жана-Семее. Мне было лет семь-восемь. Тогда во время своих пребываний в Семипалатинске он часто останавливался в нашем доме со своими друзьями». В 1925 году в доме Мухамедхана Сейткулова состоялись и первые репетиции ауэзовских пьес «Енлик-Кебек» и «Каракоз». Да и потом — во время своего обучения в Семийалатинской учительской семинарии — Ауэзов проводил немало дней в этом радушном доме. А видя способности Каюма, не только поддерживал его начинания, но и считал своим младшим братом.
Когда Мухамедханов оказался в числе студентов филологического факультета пединститута, было положено начало и их титаническому труду по изучению и сохранению творческого наследия Абая и его ближайшего окружения. Каюм оказался и в числе слушателей лекций Ауэзова по казахской литературе и вскоре начал серьезно заниматься наукой под руководством своего старшего друга и учителя. По совету Мухтара Омархановича Каюм начинает тщательное, научно обоснованное изучение творчества поэтов-учеников Абая — Акылбая Кунанбаева, Магауии Кунанбаева, Аубакира Абаева, Арипа Танирбергенова, поиском и текстологическим анализом исчезающих произведений этих поэтов, написанием их биографий. Уже тогда Каюмом Мухамедхановым была очерчена общая концепция самого понятия «Литературная школа Абая», и только за студенческие годы было опубликовано 13 статей!
При этом между ними крепли не только отношения учителя и ученика, двух исследователей жизненного и творческого пути Абая, двух литераторов. Закалялась и дружба — то самое влечение душ, которое подчас связывает людей крепче кровных уз. Причем, теплые отношения и частые встречи продолжались и тогда, когда у Каюма была уже своя семья. Фархинур заботилась о Мухтаре Омархановиче, чинила его одежду, стирала украинскую косоворотку, которую Ауэзов так любил (именно в ней он на знакомом нам снимке с Каюмом). В 1940-м году Мухтар Ауэзов, в очередной раз приехавший в Семипалатинск, как обычно остановился в доме Каюма Мухамед- ханова. По просьбе М. Ауэзова, мать Каюма Макыпжамал и супруга Фархинур сфотографировались в национальных костюмах молодой и пожилой женщины времен Абая, сохранившихся в доме Мухамедхановых. Как пояснил Мухтар Омарханович, фотографии эти необходимы были театральному режиссеру А.Токпанову и художнику театра для постановки пьесы Ауэзова «Абай» с целью воссоздания исторически верного образа казахской женщины эпохи Абая. Теперь оба уникальных снимка хранятся в доме Мухамедхановых как семейные реликвии.
Мухтар-ага не просто часто останавливался в доме Каюма после своего переезда из Семипалатинска. Он был здесь членом семьи. Если же этих людей разделяли километры, они продолжали разговаривать, обсуждать научные проблемы, дискутировать в письмах. Их за все эти годы накопился целый сундук. Нередко Ауэзов, работавший над созданием своей эпопеи об Абае, просил Каюма собирать необходимые документальные свидетельства, встречаться с современниками Абая, которым посчастливилось общаться с поэтом, уточнять подробности, обозначать расположение аулов и т.д.
Забегая вперед, скажем, что вся переписка Ауэзова и Мухамедханова, способная пролить свет на историю создания романа-эпопеи «Путь Абая», отражающая значительный этап литературной и научной жизни великого писателя и талантливого ученого, была конфискована в 1951 году при аресте Мухамедханова. Огромный пласт историко-культурного наследия сгинул в «гэпэушных» архивах. Уникальные эти письма так и не вернули, сколько бы потом семья не обращалась с запросами в КГБ и иные инстанции.
Безрезультатным было и обращение по этому поводу К.Мухамедханова в 1981 году в ЦК КП Казахстана. В том письме Каюм Мухамедханович писал:» …При моем аресте органами МГБ было изъято много книг из моей личной библиотеки, исторических документов, среди которых особую историческую ценность представляют письма М.О.Ауэзова, адресованные мне в годы его работы над эпопеей «Путь Абая». Для создания научно-творческой биографии М.О.Ауэзова, над которой я сейчас работаю, одним из важных исторических материалов и являются эти письма. Неоднократные мои попытки заполучить эти письма, начиная с 1955 года, не увенчались успехом…».
Чудом в архиве Мухамедханова сохранился листок из черновика письма Каюма своему учителю: «Мухтар-ага!Я отправил Вам справку, в которой представлена полная информация из архивов музея и других источников о жизни и творчестве Н.И.Долгополова. Борис Александрович (Б.А.Акерман — прим. авт.) съездил в Москву и познакомился с семьей и родными Нифонта Ивановича. Они выслали нам книги о Долгополове и его фотографии. А в прошлом году дочь Н.И. Долгополова написала воспоминания об отце и прислала их вместе с его фотографиями.
Мы также получили ответ на наш запрос из областного музея города Горький. В музее есть раздел Долгополова. В городе есть улица и больница, названные именем Долгополова. Эти сведения говорят о том, что Н.И. Долгополов прожил достойную жизнь.
Мы будем продолжать работу в данном направлении.
Одним словом, нам не следует слушать разные слухи о Долгополове. Нам необходимо защитить Долгополова. Что же касается Жиреншина — он живой и сможет защитить себя сам. Он будет стоять на своем…
Собаку я выкормил из щенка –
И зубы ее испытал.
Меткости я обучил стрелка
И сам мишенью стал!
(Абай)
28 июня 1950 г. Каюм»
(перевод с казахского)
Сегодня только одно это маленькое письмо способно стать основой большого научного исследования. Например, о Нифонте Ивановиче Долгополове, друге Абая, «семидесятнике», выдающемся медике, в 1884 году сосланном в Семипалатинск, с июня по август 1885 года жившего в ауле у Абая и ставшего прототипом литературного образа Федора Ивановича Павлова в романе «Путь Абая». Или — о напряженных словесных баталиях между приверженцами восстановления объективной картины былых событий и псевдоучеными, в угоду этнополи- тическим экзерсисам советской власти пытающимися представить в отечественном литературоведении облик Абая вырванным из «неудобной» для партийной трактовки атмосферы. Или — о семипалатинских исследователях творческого наследия и жизненного пути Абая — Каюме Мухамедханове, Борисе Александровиче Акермане. И, наконец, этот небольшой клочок бумаги помогает в полной мере оценить катастрофический масштаб потери всей переписки Ауэзова и Мухамедханова…
Однако все это будет позже. Пока же в жизни семипалатинского ученого, как и в судьбе всей страны, наступил еще один страшный и тяжелый этап. В 1941 году разразилась Великая Отечественная война. Но и здесь Мухамедханов ощутил, сколь недоверчиво и настороженно относятся власти к потомкам «врагов народа». Таких, как Каюм, призывали в так называемую Трудовую Армию. В ее рядах он оказался в 1941-1942 годах под Свердловском и Магнитогорском. Ученый долбил кувалдой твердую землю, строил укрепительные оборонные рубежи. Он и этому «черному» труду отдавался целиком. Что, кстати, было оценено медалью. Но надсадный физический труд уже вскоре сказался на его здоровье, и в 1942 году К.Мухамед- ханов был госпитализирован, а затем и демобилизован.
Вернувшись в родной город, Каюм Мухамедханович вновь начал преподавать в Семипалатинском пединституте и с головой погрузился в творческую и научную работу.
Восхождение к вершинам творчества / Қайым туралы сөз = Слово о Каюме: Сборник воспоминаний.- Астана: Фолиант, 2006.-309-314 с.