Начну свое короткое слово о Каюме Мухамедханове с дневниковой записи: «30 июня 2004 года. В десятом часу вечера позвонила Карлыгаш — дочь Каюма-ага. Сегодня в пять часов пополудня скончался в Семипалатинске в возрасте 88 лет Каюм Мухамедханов.

Личность колоритная. Истинный ученый. Прожил долгую и сложную жизнь. Я его знавал многие годы, не раз общался с ним. На судьбу как литературовед он не должен обижаться. Почти все тщательно и терпеливо соб­ранное за долгие годы он успел опубликовать, опреде­лить, надежно пристроить. Был окружен вниманием и почтением. Его заслуженно ценили как главного абаеведа. Мир праху его! Казахи будут его помнить…».

В этих скупых дневниковых словах я выразил свое отношение к уникальной личности Каюма-ага.

Имя его было у меня на слуху со студенческих времен. Мы, студенты-филологи, знали о трагических страницах жизни ученого-абаеведа. И, конечно, все знали, что он автор текста государственного гимна Казахстана. Зна­комы мне были его исследования о поэтах абаевского окру­жения. Знал также, что он написал несколько пьес и перевел чьи-то произведения на казахский язык.

Но когда увидел его впервые — сейчас не упомню. Зато в памяти остался его звонок после моей публикации «Асылға абай болайық» в «Қазақ әдебиеті» (09.05.1985). В той заметке речь шла о разночтениях абаевского текста в разных изданиях, о необходимости углубленной текс­тологии и единого канонического текста стихов Абая. Нельзя, мол, так вольно, кому как заблагорассудится об­ходиться с наследием великого поэта.

Каюм-ага откликнулся сразу же и назначил встречу в Союзе писателей. Мы беседовали более часа, и Каюм-ага открыл мне глаза на многие жгучие проблемы абаеведения, привел анекдотические примеры верхоглядства и откровенной самодеятельности в текстологии. Он хотел меня привлечь к этому скрупулезному делу. Но я ведь тут полный профан. Могу выявлять разночтения в тех или иных изданиях, возмутиться таким небрежением к Абаю, но восстанавливать истину абаевского текста — не в моей компетенции. Сам Каюм-ага по приглашению Академии наук Казахстана и правительства республики переехал в Алматы для подготовки юбилейных изданий к 150-летию Абая. И это не было случайностью, посколь­ку именно Каюм-ага — главный абаевед, как никто другой знал текстологию абаевского наследия.

Договорились встречаться почаще.

В начале 90-х годов прошлого века молодое независи­мое государство начало интенсивно вырабатывать госу­дарственные символы. Были созданы комиссии по госу­дарственному гимну, гербу и флагу. Я был в составе всех трех комиссий.

В январе 1992 года прошло первое обсуждение кон­цепции государственного гимна. Был объявлен конкурс на лучший текст и музыку. Обсуждение продолжалось несколько месяцев горячо, шумно и с неизменными под­спудными интригами. Уже в сентябре я усердно пробивался сквозь массу представленных на конкурс проектов государственного гимна на казахском и русском языках. Работа была адская. Почти в каждом тексте находилась какая-то «изюминка».

Помню, мне лично сразу приглянулся текст под номе­ром 64. Он принадлежал перу Каюма Мухамедханова. И я решил, что проголосую за него, хотя знакомый поэт сразу сказал мне, что шансы у этого текста невелики. Вскоре и я понял, что в конкурсе побеждает не текст, а тот (или те), кто стоит за этим текстом.

Приведу еще одну запись из дневника:

«5 марта 1992 года. После обеда отправился в Союз писателей, встретился с Каюмом Мухамедхановым. Он подарил мне с теплой надписью первый номер журнала «Абай». Основной разговор шел об истории создания ка­захского гимна (после моего выступления по ТВ аксакал решил изложить мне все подробности акции с первым казахским гимном). Довольно драматическая история. В сущности ни Тажибаев, ни Мусрепов не имели отно­шения к гимну. Они просто числились авторами в угоду какой-то этнополитической схеме. На самом деле автор один — Каюм Мухамедханов. Он показал мне пожелтев­шие от времени документы, выписки, копии секретных решений ЦК КПК, постановлений, протокол комиссии по восстановлению справедливости. Мне нравился старый текст гимна, начинавшийся гордыми словами — «Біз қазақ, ежелден еркіндік аңсаған». Понравился и новый вариант Каюма-ага».

Жалею теперь, что нет под рукой того текста. Вероятно, его можно найти в архивах. Помню, гимн был написан по канонам, предписанным еще Сталиным. В первой строфе — поэтический намек на темное прошлое страны; второй куплет — выражение героического, славного настоящего; и третий куплет — светлое будущее, к которому устремлены воодушевленные народ и страна; ну и, понятно, пафосный, вдохновляющий, призывный припев, цементирующий основную идею. Весь текст Каюма-ага был четким, точным, ясным и легко запоминающимся.

Каюм-ага не останавливался в своем творчестве — продолжал публиковать в газетах и журналах объемные исследования, подготовил к печати монографию «Абай мұрагерлері», издал четыре книги под названием «Абайдың ақын шәкірттері». Это был титанический труд, чему ученый- литературовед посвятил, можно сказать, всю жизнь.

Каюм-ага был приятный собеседник, мудрый, бывалый, деликатный, знающий, дотошный, говорил тихо и убеж­денно, аргументированно и обстоятельно, подкрепляя свои размышления Монбланом фактов, и мне всегда казалось, что он из плеяды верных абаевских шакирдов, яркий представитель национального духа, носитель подлинной на­циональной культуры. Так оно и было. И таким он мне запомнился.

 

                                                              Герольд Бельгер, писатель, переводчик

 

Алматы, 29 января 2005г.

 

Бельгер Г. Таким он мне запомнился / Қайым туралы сөз. – Слово о Каюме: Сб. воспоминаний. – Астана: Фолиант, 2006. – Стр.83-85