Находясь в заключении, Каюм боролся не только за себя и свою семью, но и за научные идеи и Учителя.
Каюм Мухамедханов верил в то, что справедливость восторжествует, что не может человек исчезнуть с земли за «преступление», которого он не совершал. Испытывая ужасы Карлага, он верил, что настанет время, когда на земле не будет места физическим, моральным, психологическим пыткам. Высшей степенью отсутствия морали в обществе является преследование за идеи и убеждения, которые приходятся не по душе «придворным вельможам» от литературы. Наверное, немало было написано подобных писем из Карлага 1 власть придержащим…
И только одно послание из Карлага, волею случая, и возможно, волею всевышней справедливости дошедшее до Москвы, решило судьбу К.Мухамедханова.
Приведя слова Абая в отношении к тогдашней ситуации, Каюм писал в этом письме:
“Великий казахский поэт Абай, сурово осуждая отсталые и реакционные нравы феодально-родового строя писал: «Настанет же день, когда среди казахов исчезнут воровство, сплетни, клевета, вражда, и мы будем добывать добро и знание верным путем». Мечта Абая сбылась! Но далеко еще не перевелись отдельные люди, носители реакционных нравов прошлого, осужденных еще Абаем. Беда в том, что такими людьми оказались некоторые известные казахские писатели, литературоведы, зараженные духом групповщины”.
Письмо это — реальный пример борьбы за человеческое достоинство и права человека в любой ситуации, в любой системе, где подавляется свобода слова, научная истина, где приближенные к аморальным тоталитарным режимам берут на себя миссию решать судьбы мыслящих людей. Это и наказ всем нам: подобное не должно повториться.
председателю совета министров СОЮЗА ССР
ГМ МАЛЕНКОВУ
ПЕРВОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
Н С. ХРУЩЕВУ
МИНИСТРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР
С Н КРУГЛОВУ
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР
А А ФАЛЕЕВУ
От заключенного МУХАМЕДХАНОВА Габдулкаюма (Каюма) 1916 года рождения, уроженца гор. Семипалатинска Казахской ССР, осужденного по ст. 58-10, часть 11, сроком на 25 лет лишения свободы, с последующим поражением в правах на 5 лет с конфискацией всего имущества.
1 -го декабря 1951 года я был арестован УМТБ Семипалатинской области и заключен во внутренней тюрьме областного УМГБ. 5-го января 1951г. был этапирован во внутреннюю тюрьму МГБ КазССР гор. Алма-Аты.
31/V- 1952г. выездной сессией Верховного суда КазССР, на закрытом судебном заседании, был осужден и приговорен к 25 годам лишения свободы с последующим поражением в правах на 5 лет, с конфискацией всего имущества.
Я был приговорен к тягчайшему наказанию за преступление, которого не совершил. Обвинение против меня было состряпано. Я не ожидал таких жестоких допросов и грубых издевательств, какие учиняли следователи надо мной.
В обвинении, которое было предъявлено против меня, нет ни проблеска логики, ни доли здравого смысла.
У меня не было и не может быть никаких поводов, чтобы совершить преступление против своей великой Родины.
…Я был счастлив и горд тем, что являлся советским литератором, поэтом и автором текста Государственного Гимна Казахской ССР…
Я был счастлив и горд тем, что являлся отцом семерых счастливых детей… А теперь беспричинно разрушено существование целой семьи. Моя жена и семеро несовершеннолетних детей остались на произвол судьбы. Конфисковано все имущество вплоть до детских кроватей. Как же такое возможно? Мне, воспитанному в советской школе и в институте, где так высоко ценятся человеческий разум и наука, трудно понять и представить себе это.
…К сожалению, следственный отдел МГБ Казахстана не распутывает дела, а наоборот, запутывает их своими незаконными, несправедливыми решениями. Именно так поступили с моим делом следователи МГБ. Они забыли слова Дзержинского о том, что “чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками”.
В течение 7 месяцев я сидел в одиночной камере внутренней тюрьмы МГБ, без разрешения передач из дома. Следствие грубо попирало мои права и настаивало, чтобы я подписал признание в несовершенных преступлениях. Следствие велось несколькими следователями (Мухаметчин, Антоненко, Заутдинов, Сейтказиев и др.). Ни один из них не был компетентным человеком в вопросах истории литературы и искусства.
Я подвергался перекрестному допросу 4-5 человек одновременно. Допрос вели подполковник Ишмурзин, капитаны Заутдинов, Соловьев, ст. лейтенант Сейтказиев и др. Меня держали на допросах по 8-10 часов, заставляя подписать нужные им показания. Меня держали в горячем карцере по 72 часа, якобы за неподчинение и «нарушение тюремного режима» и т.д. и т.п…
Из всего сказанного становится ясно, что предварительное следствие проведено с грубыми нарушениями советской законности. Следствие велось пристрастно, с принудительным выбиванием “нужных” показаний и т.д. и т.п…
Следователи самым грубым образом заявили, что я буду находиться под следствием столько, сколько им захочется и, при том, ко мне будут приняты более жестокие меры.
Не чувствуя за собой состава преступления, я требовал беспристрастного, справедливого подхода к делу. Мое законное требование вызывало еще больше жестокости со стороны следствия. Следователи сами сочиняли за меня показания и заставляли их подписывать. Я не подписал ничего.
Я надеялся на судебное следствие и справедливость суда.
Но моя надежда не оправдалась. Суд, сделав сокращенную выписку из обвинительного заключения следственного органа, вынес приговор.
Я пал жертвой клеветников и нечестных работников МГБ КазССР.
Моим заявлением на имя Председателя Верховного суда Союза ССР от 25 июня 1952 года, которое было отправлено через внутренние тюрьмы МГБ, никто серьезно не занимался, и оно осталось мертвой буквой.
Не совершив ничего противозаконного, я был несправедливо осужден и жестоко наказан. Тем не менее, я не считаю себя обреченным.
Я обращаюсь к Правительству и ЦК КПСС, ибо обвинение в буржуазном национализме, несправедливо предъявленное против меня, в основном, связано с невероятной путаницей в теории и истории казахской литературы. И этому требуется положить конец.
Великий казахский поэт Абай (1845-1904), сурово осуждая отсталые и реакционные нравы феодально-родового строя писал: «Настанет же день, когда среди казахов исчезнут воровство, сплетни, клевета, вражда, и мы будем добывать добро и знание верным путем”.
Мечта Абая сбылась! Но далеко еще не перевелись отдельные люди, носители реакционных нравов прошлого, осужденных еще Абаем. Беда в том, что такими людьми оказались некоторые известные казахские писатели, литературоведы, зараженные духом групповщины.
…Метод научных дискуссий, живой обмен мнениями, критика и самокритика, являющиеся необходимым условием плодотворного развития науки, грубо извращались некоторыми ведущими литературоведами, писателями Казахстана, и их монопольное положение Препятствовало развитию критики и самокритики, мешало росту молодых кадров.
Бесплодные схоластические споры, грубые нападки С.Муканова и Х.Джумалиева на М.Ауэзова, вылились в беспринципную открытую борьбу. Жертвой такой борьбы стал я — молодой литератор.
Будучи директором Государственного литературного музея Абая Академии наук Казахстана в городе Семипалатинске, я в конце 1950 года завершил работу над кандидатской диссертацией. Тема моей кандидатской диссертации “Литературная школа Абая’’ была утверждена в 1948 году АН КазССР. Эта тема еще в 1940 году была в плане Правительственного юбилейного комитета Казахстана по проведению 95-летия со дня рождения классика казахской литературы Абая Кунанбаева (1845-1904).
После обсуждения и одобрения на заседании сектора языка и литературы, на Ученом совете Института языка и литературы, а после и на объединенном Ученом совете гуманитарных институтов Академии наук КазССР, моя диссертация была допущена к защите (научный руководитель — М.О.Ауэзов).
7 апреля 1951 года на заседании объединенного Ученого совета гуманитарных институтов Академии наук состоялась публичная защита. При тайном голосовании большинством голосов мне была присвоена ученая степень кандидата филологических наук.
В процессе защиты разгорелась беспринципная полемика, преследовавшая цель — не допустить саму идею о школе Абая. В стенографическом отчете отражены грубые нападки Хажима Джумалиева на моего учителя Мухтара Ауэзова.
Далее, в апреле 1951 года в Алма-Ате началось обсуждение статьи «За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана», опубликованной в газете «Правда» в декабре 1950 года (о феодально-монархическом движении хана Кенесары Касымова).
В выступлениях С.Муканова, Х.Джумалиева и других личных противников М.Ауэзова, звучало явное стремление опорочить Ауэзова и его роман об Абае (3-я книга на казахском языке, опубликованная под названием “Ақындар агасы”). На русском языке эта книга была опубликована под названием “Патриарх поэтов” в журнале “Знамя” (№9 за 1951 год), с некоторыми изменениями, в которых особо выделены поэты-ученики Абая.
Поэтов-учеников Абая, исследованию жизни и творчества которых была посвящена моя диссертация, Сабит Муканов и его группа объявили буржуазными националистами и врагами народа. Такая оценка быстро распространилась по газетам и журналам республики. Таким образом, моя диссертационная работа стала предметом бесплодных споров, которые уводили литераторов в сторону от актуальных вопросов истории казахской литературы.
В июне 1951 года состоялась так называемая “дискуссия”, посвященная вопросам абаеведения, где одним из докладчиков о литературной школе Абая выступил С.Муканов, который яростно нападал на М.Ауэзова с целью опорочить его роман об Абае и отрицал само существование литературной школы Абая.
Всем известно, что по интерпретации Переверзева и его последователей выходило, что Пушкин — идеолог капитализирующегося дворянства, а Гоголь — мелкопоместный дворянин и т.д. Так и С.Муканов объявил одного ученика Абая буржуазным националистом, другого — панисламистом и т.д.
…Я — молодой литератор отступил от нравов, царящих в литературных кругах Казахстана и поднял критику против узкой цеховой морали. И поэтому ее приверженцы направили весь огонь и полемический задор именно против моей личности, во время защиты диссертации и дискуссии по абаеведению.
Руководство Академии наук КазССР и Союза писателей (С.Муканов) не дало возможности развивать свободную научную дискуссию, а встало на путь замазывания серьезных идеологических ошибок ведущих литераторов, и это видно из стенографического отчета дискуссии по абаеведению.
…В результате всего этого началась травля меня на всех уровнях. На тот период времени я был первым и единственным в Семипалатинске из казахов-литераторов кандидатом филологических наук. Травле и клевете в мой адрес содействовал и бывший секретарь Обкома КП(б)К К.Серикбаев, испытывавший ко мне личную неприязнь. Ранее, используя свое служебное положение, в целях получения диплома о высшем образовании Серикбаев вызывал к себе преподавателей и оформлял фиктивные зачеты и экзамены. Я категорически отказался поставить оценку без сдачи зачета. Однако ему удалось получить диплом нечестным путем. Этот поступок Серикбаева стал известен в ЦК ВКП(б) и ЦК КП Казахстана и он вынужден был вернуть незаконно полученный диплом. И вот, а мае 1951 года в Семипалатинске состоялось городское собрание интеллигенции, где обсуждалась статья из газеты “Правда” — “За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана”. Собранием руководил Серикбаев, который и дал одностороннее направление собранию, всячески поддерживая заранее продуманные выпады против меня уполномоченного Союза писателей Казахстана Ж.Тлекова, бывшего зав. кафедрой истории Г.Бутлера и др.
Далее, по плану травля продолжилась в критике работы музея Абая в Семипалатинске, директором которого я работал.
Прим. сост. Секретарь ЦК КП Казахстана Ж.Шаяхметов критиковал работу семипалатинских газет, отмечая, что они даже не заметили, что в музее Абая висели портреты Шакарима и Кунанбая. На это К.Мухамедханов ответил: “Неужели считается преступлением видеть портрет отца Абая? Разве в музеях классиков русской литературы не висят портреты их родителей, кем бы они ни были?”.
Заранее спланированная и методично осуществленная травля против меня, имела целью принятие официального решения Президиума Академии наук КазССР и Союза писателей Казахстана о признании концепции М.Ауэзова о литературной школе Абая порочной и буржуазно-объективистской.
…Над моей головой сгущались тучи. Начались систематические грубые угрозы со стороны работников семипалатинского МГБ. Не| чувствуя никакой вины за собой, я не обращал на это внимания.
Прим. сост. Далее автор в деталях излагает суть своего диссертационного; исследования о поэтической школе Абая, раскрывает творчество каждого; ученика Абая, анализирует их произведения и, таким образом, показывает, их вклад в развитие литературы Казахстана, в понимание взаимосвязи казахской, русской и зарубежной литературы; опровергает фальсификации и; необоснованные нападки на учеников Абая.
…Следствие и суд не приняли во внимание мои объяснения по кандидатской диссертации, которая еще нигде не была опубликована, но уже к тому времени была признана антисоветской и буржуазно-националистической.
…Вспомнили и то, что в 1937 году органами НКВД был арестован мой отец — Мухамедхан Сейткулов. Я тогда был студентом педагогического института и испытывал давление. В то время я и не предполагал, за что арестовали моего отца. Но мне приписали ложные измышления, будто бы я уже тогда клеветал на строй в связи а арестом отца.
Прим. сост. далее идут опровержения мелких, клеветнических измышлений: якобы где-то, кто-то слышал нелестные слова Каюма о колхозном строе, о русском народе. На эти абсурдные лжесвидетельства Мухамедханов отвечает:
…..Из моих семерых детей только трое школьного возраста. Все они учатся в русской школе. Писатель Всеволод Иванов, наверное, помнит, как мои маленькие дети декламировали стихи русских поэтов, когда он гостил в моем доме в Семипалатинске в 1948 году.
Я считаю ниже своего достоинства писать о многих лжесвидетельствах против меня, абсурдных по сути и не поддающихся разуму, простой логике.
Моими близкими товарищами и коллегами были писатели, работинки искусства и науки преподаватели пединститута. Но никто из них не был допршен в качестве, свидетеля, ни с кем из них следствие не велось, несмотря на мои требования. Обвинение в проведении враждебной националистической работы в течение нескольких лет в музее Абая следствием выдывинуто несправедливо, тенденциозно и пристрастно.
Кому не известно, что невероятная путаница в книгах «История Казахстана», которая дважды переиздавалась и дважды забраковывалась; путаница в истории казахской литературы, в программах и учебниках по истории литературы, которыми руководствовались все преподователи, научные работники республики вплоть до последнего времени (1952г.), приводила их к серьезным ошибкам.
….Мой перевод стихотворения поэта Г. Державина «На птичку», написанного им в 1790-е годы, приписывается мне как мое оригинальное стихотворение антисоветского содержания. И это несмотря на то, что в конце перевода я делаю ссылку на Державина. Где-то же должен быть предел абсурду и отсутствию разума….
….Суд поддался влиянию сфабрикованных следствием материалов и явно поддержал клеветнические, фальсифицированные обвинения и ложные показания лжесвидетелей и вынес несправедливый приговор.
Мои ходатайства о приобщении оправдательных документов, доказательств, о вызове в суд дополнительных свидетелей не были удовлетворены.
Суд такими действиями грубо нарушил мои права, гарантированные Конституцией СССР. В этой связи приговор суда не может быть признан законным.
Я оказался жертвой беспринципности литературных «вельмож» и отдельных работников органов МГБ КазССР, которые по методу Рюмина пошли на грубейшее нарушение советской законности, вплоть до прямой фальсификации обвинительных материалов и применяли недопустимые и строжайше запрещенные советскими законами приемы следствия.
Я не мог добиться справедливого гуманного подхода к судьбе советского человека и со стороны органов прокуратуры и суда.
Каменной стеной вставало передо мной равнодушие работников и этих органов. Они, мне кажется, придерживаются правила: упавший да будет растоптан! И в этом заключается их мораль.
Полная реабилитация группы врачей, незаконно арестованных и ложно обвиненных в тягчайших преступлениях перед народом презренными авантюристами, подвивавшимися в органах государственной безопасности — служит убедительным свидетельством того, что советское Правительство со всей решительностью пресекает беззаконие и произвол, допускаемые отдельными работниками государственного аппарата.
Я надеюсь, что Вы не допустите, чтобы человек, воспитанник советской школы и института, был жестоко наказан за преступление, которого он не совершил и чтобы будущее моих семерых, ни в чем не повинных детей было бы омрачено такой неизгладимой трагедией.
На основании вышеизложенного прошу Вас помочь мне в деле полной реабилитации и в доказательстве моей невиновности. Прошу дать мне возможность вернуться в общество, снова стать равноправным гражданином моей страны, дать возможность вернуться к моим осиротевшим детям и воспитать их.
Обращаясь к Вам, дорогие руководители нашей Партии и родного Правительства, я надеюсь только на то, что Вы возвратите меня обществу, семье, жизни!
Адрес:Каз.ССР.Карагандинская область,
п/о Дарья, п/я, л/к №246Т-8,
(Г.Мухамедханов)
Апрель 1953 — май 1954 гг.
Апрель 1953 — май 1954 гг.
Судьбеносное письмо / Каюм Мухамедханов: Судьба и Карлаг.-Алматы; 2008.-162-171 с.